М. И. Михайлов
Село Небдин (в Небдино находится 1 каменная церковь, домов 285, жителей обоего пола считается 2155 душ) отстоит от города Усть-Сысольска с небольшим в 70-ти верстах, по дороге к северо-востоку. Заселенное государственными крестьянами, оно с выгодами местоположения, соединяет все удобства для обитателей коренных зырян, называющих себя коми или коми войтыр.
Небдин лежит на правом берегу быстрой Вычегды, именуемой туземцами Эжва (Эжва – зеленая река, вероятно, Вычегда так названа от множества лугов, которые он орошает). Природа, наделивши это место богатыми красотами, заключающимися кроме живописного положения в чудно-прелестных видах, кажется, присоветовала зырянам выбрать его для постоянного своего жилища. Зыряне не отказались от вызова и не ошиблись в выборе: это показывает, что они, может быть, вначале не были народом диким, грубым, который не чувствителен к дарам природы, не печется об удобствах тихой оседлой жизни.
Село вытянуто вдоль нагорного берега Вычегды версты на четыре. Противоположный, заречный берег чрезвычайно низок, и весной разлив реки в ширину бывает версты на три и более. От села по отлогой покатости спускаются к реке поля, засеянные хлебом, и подле зеленеющие луга как бы катятся с горы, перерезанной в разных направлениях вьющимися ручейками, воды которых уносит с собой Вычегда. Сытый корм и прохладительное питье ожидают здесь разных овец, тучных коров и бодрых, крепких лошадей, дружный бег, здоровый и веселый вид которых показывают, что они довольны дарами окружающей их природы; наконец взор останавливается на неизмеримом пространстве окружающих село лесов, и, углубляясь в их беспредельную синеватую даль, любуется этим мощным оплотом против сильных порывов северного ветра.
Большая каменная церковь во имя Преображения Господня, построенная на горе по образцу новейшей архитектуры, свидетельствует об усердии к храму набожных прихожан; а довольно красивые дома, расположенные по плану по обеим сторонам проезжей дороги, наводят на мысль о довольстве и изобилии здешних жителей.
Гостеприимство у зырян чисто патриархальное, и радушие, с которым они принимают гостя, нисколько не поддельное. Например, вы приехали в Небдин, остановились у дома, который получше, и который выбрали временной для себя квартирой... Вашу повозку окружают запачканные ребятишки и праздношатающиеся мужики, задумчивые, угрюмые. Они все ожидают ваших приказаний, за исполнение которых весьма довольны будут: мальчишки - калачом, а мужики - рюмкой водки. Хозяин того дома, у которого вы остановились, с низкими в пояс поклонами, никогда не видавши вас, просит к себе и отводит лучшую комнату в доме. Оставляя повозку, будьте уверены, ничто не потеряется: мальчишки вперебой стараются перенести посильное из вашего дорожного запаса имущества; усердию их нет границ; и все, что было у вас в повозке, мигом очутится в комнате, перед вашими глазами. А между тем хозяин хлопочет и суетится у самовара и, обрекая всего себя на услуги приезжему гостю, имеет в виду не корыстолюбивое вознаграждение, а желание угодить и получить доброе за это слово.
Редко где встретится пример подобного радушия и бескорыстной готовности к услугам! Наблюдателю нравов открылось бы здесь поле просторного мышления, богатый моральный источник... Но обратимся к главному предмету нашей статьи - Небдинской ярмарке.
Небдинская ярмарка учреждена Правительством с целью увеличить местные средства к скорейшему сбыту пушных товаров и разного рода избытков сельской промышленности. Ярмарка начинается с 18 января и продолжается по 5 февраля. Она носит название Афанасьевской. Сбыт товаров с каждым годом увеличивается: в 1840 году продано их с лишком на 9 тыс., а в 1843 г. -на 15 тыс. руб. серебром. Товаров в привозе в сем последнем году было более чем на 30 тыс. руб. серебром. Доход от амбаров и квартир в пользу села простирался до 1,5 тыс. руб. серебром.
Приезжают на ярмарку ижемцы, самоеды (из Архангельской губернии), устьсысольские, яренские, чердынские и вятские купцы. Ижемцы и самоеды торгуют рыбой и привозят в большом количестве осетров, семгу соленую и свежую, белую рыбицу, пелядей, чиров, нельм, сигов соленых и свежих, икру красную и разную мелкую рыбу. Цены на рыбу ежегодно меняются, что зависит от более или менее успешного лова. Впрочем, семга и осетрина редко бывают дороже 10 и 12 руб. ассигнациями за пуд.
В 1843 году по чрезвычайно счастливому лову рыбы цены на нее были самые низкие, например, пудами лучшая печорская свежепросольная семга продавалась от 4 до 7 руб., свежая от 8 до 12 руб., осетры - 7, 8 и 9 руб., белая рыбица - 5 и 6 руб, нельма - 3 и 4 руб., пеляди и чиры от 2 до 3 руб., сиги - от 1 до 1,5 и 2 руб., икра красная - 6 и 7 руб. ассигнациями.
По главному участию в торговле ижемцев и самоедов, для полноты рас¬сказа не излишним считаем сообщить в последовательности приготовления их к пути на ярмарку.
Перед наступлением ярмарки в близких между собой деревнях Ижемской волости заметно необыкновенное движение: отцы семейств - дряхлые старики, мужья, жены, дети, все хлопочут, перебегают из дома в дом с лицами пасмурными, озабоченными... Узкие продолговатые сани с рыбой и дорожными припасами тянутся на большое пространство, там и сям разбросанные. В каждой из них впряжены два оленя - бодрые, веселые, с нетерпением ожидающие везти привычную тяжесть. Собаки, привязанные у саней, с лаем встречают своих хозяев, которые становят оленей как бы по ранжиру: рослых и видимых вперед, а тощих позади. Осмотревши все сани, поставивши оленей в известный порядок, хозяева уходят в дома... Не видно никого на улицах; все тихо, как будто и не бывало никакого движения. И самые олени, оставленные хозяевами, наклонив головы, унылые, но роют снег копытами, не смотрят друг на друга. В избах перед иконами мелькает огонек: отправляющиеся в дорогу молятся Богу о счастливом пути, о здоровье оставляемого семейства, об успешной продаже товаров... Потом принимают благословения старших и, благословляя сами, прощаются с родителями, женами и детьми, которые, кроме слабых и малосильных, все становятся на лыжи и провожают родных своих верст за 20 и более. Надобно заметить, что ижемцы и самоеды никогда не выезжают на ярмарку все вместе, в одно время, но отправляются из своих деревень так называемыми чомами через один день после другого. Иногда партия состоит из 10, 15 и 20 чомов, принадлежащих разным хозяевам. В чоме — до 500 оленей; каждый чом делится на 10, 15 и 20 аргышов; в аргыше по 15 пар оленей.
Порядок выступления чомов следующий: на первых санях передового ар-гыша сидит хозяин; к его саням привязывается вторая пара оленей, к этим третья и т.д. до последней. Первая пара оленей отличается от прочих и рос¬том, и знанием, и разными украшениями, и самой ценой: ижемец разве толь¬ко в самой крайней нужде с ней расстанется. Упряжь оленей самая простая: к хомуту, обтянутому войлоком, пришиваются снизу две крепкие веревки, которые, обтягивая грудь и брюхо оленя, через задние ноги его проходят к саням. Вся тяжесть груза лежит на шее и передней части животного. Пара впряженных оленей не бежит рядом; непременно один впереди, между тем как хомут другого привязан к половине всей протяженности первого. У оле¬ня, которым начинается аргыш, к левому рогу прикрепляется моржовый гуж. Если этот гуж подергивают, то олень знает, что ему надобно бежать влево; а когда бок его чувствует удар гужа - то вправо. Чом заканчивается аргышом, все сани которого заняты дорожными съестными припасами, подвижными юртами, жердями, шестиками, войлоками, оленьими шкурами и проч.
Хозяин чома, большей частью ижемец, по числу аргышов берет с собой столько и работников - самоедов. Каждые из этих попеременно идут на лыжах, показывая дорогу, а прочие сидят в первых санях следующих аргышов. Стрелой летом мчатся пары этих быстрых животных и... вот бор ~ место отдыха и корма оленей. Работники вмиг распрягают их и передают ярану -самоеду, который преимущественно ходит за оленями и хорошо знаком им. Этот яран встает на лыжи, и за ним попарно идут олени, а между тем прочие работники протягивают в бору веревку, чтоб молодые, непривычные олени до времени не бежали в лес. Яран обходит на бору круг и странно: олени не выбегают за границы круга, обозначенного лыжами ярана. Круг имеет в диаметре верст 10 - места довольно, чтобы поискать пищи, отдохнуть и порезвиться усталым оленям. На границе круга, ожидая смены, остаются два или три самоеда с верными друзьями - собаками.
Работник известного аргыша в таком множестве оленей не ошибется, не возьмет чужого. Признаки, заметки различны: у иного на рогах, у другого на лбу, у третьего на боках какими-то крепко врезавшимися красками начертаны особенные знаки, этот отличается природными пятнами, тот серьгами, вдернутыми в уши, или бубенчиками на рогах и проч. Пустивши на бор оленей, работники для себя и хозяев ставят подвижные, готовые юрты, устройство коим следующее: в снегу укрепляют длинные шесты в наклонном положении; сверху набрасывают на них оленьи шкуры, касающиеся земли. Вверху оставляется незакрытое ничем пространство, в которое проходит воздух и дым. На снегу расстилают в юрте худые оленьи шкуры, а на эти лучшие, шерстью вниз. Против отверстия снег выбрасывают, приносят сухого хворосту и разводят огонь. Самоед палит на огне оленину и ужинает. Жар заставляет его снять малицу или совик и остаться в одной сорочке, тогда как вне юрты 30° морозу; самоед спит, не укутываясь ничем. В юрте свободно могут поместиться 10 человек.
Вместе с рассветом пригоняют с бора оленей, впрягают их и приводят весь чом в прежний порядок. Останавливаясь только по необходимости - покормить усталых оленей и дать им время отдохнуть - ижемцы и самоеды, достигнув Небдина, располагаются юртами, каждый чом отдельно, не доезжая верст пяти или и более до самого села. Это делается, во-первых, для того, что лошади при виде сих смирных животных, пугаются, даже бесятся, а во-вторых, это коммерческий расчет ижемцев и самоедов: они скрывают там привоз рыбы и выигрывают. Ни один из своего чома не привезет на место ярмарки всей рыбы, а подвозит, как говорится, исподволь, помаленьку, уверяя покупателей, что у него всей рыбы столько, сколько он ее привез. Распродав ее, он берет снова такое же количество, привозит на рынок и, если торгует рыбу знакомый покупатель (т.е. который прежде брал у него рыбу и которого он уверял, что ему отдает последнюю), то ижемец утверждает, что эта рыба не его, а товарища. Такая уловка простительна крестьянину; она касается более до приезжающих на ярмарку чиновников, которые, видя мало в привозе рыбы, один перед другим стараются поскорее раскупить ее, надбавляя цену и не бракуя, как купцы. Последнее весьма приятно самоеду, не знакомому с обманом, не привыкшему хвалить то, что видимо плохо; он не станет ловить поку¬пателей, как бы сбыть попортившуюся рыбу и не поставит ее рядом с хорошей.
В конце ярмарки всю рыбу скупают вятские, чердынские и усть-сысольские купцы, мещане и зажиточные крестьяне. Свежую печорскую семгу, признаваемую лучшей (в сравнении с таковой же, водящейся в других реках), купцы отправляют в С.-Петербург и Москву. Вкус рыбы свежей и соленой как-то особенно приятен, что надобно приписать водам реки, в которой она ловится, и тому уменью, с которым приготовляют ее ижемцы и самоеды. Устьсысольские купцы, закупая рыбу, сало, кожу, шерсть, холст, сами между тем торгуют красным товаром: платками, лентами, кушаками, сукнами, нанкой, китайкой, ситцами и другими, в особенности для крестьян необходимейшими товарами. Ижемцы и самоеды кроме рыбы привозят на продажу изделия рук: малицы (одежда, сшитая из оленьей шкуры, шерстью вниз; надевается она с головы), совики (такая же одежда, но шерстью вверх, к ней пришиваются шапка и рукавицы из обрезков оленьих шкур), пимы (сапоги из оленьих шкур, снятых у зверя от груди до копыт, шьются шерстью вверх), тобоки (род туфель или калош; шьются шерстью вверх), шапки пыжиковые (шьются из самых молодых оленьих шкур, складываемых вдвое, так, что верх и испод их теплые, к ним пришиваются длинные лопасти или уши, которые, обхватывая подбородок, завязываются на голове) рукавицы оленьи и проч.
Продав рыбу и домашние изделия, ижемцы и самоеды закупают для себя тысячи пудов хлеба. Часто они делают мену: зажиточные крестьяне Устьсы-сольского и Чердынского уездов, принимая от ижемцев гуртом рыбу, сами передают им условленное количество пудов ржи, ячменя и муки. Таковой размен товаров выгоден обеим сторонам: ижемец выигрывает время, скорее возвращается домой; крестьянин же, скупая рыбу, надеется получить для себя пользу гораздо большую, какую бы он имел от хлеба. Рыбу он может распродать и мелкими партиями, а хлеб по пуду ему продавать некому; этот товар легко залежится, попортится в ожидании покупателя.
Иногда ижемцы и самоеды берут с собой своих жен, которые торгуют собственным рукоделием: шерстяными перчатками, рукавицами, чулками, получулками, вязанными из разноцветных ниток, поясками, пестрядью, холстом, узорчатыми крестьянскими скатертями, нитками и прочей мелочью.
Чтоб поскорее сбыть свой товар, не потерпев от него убытки, получить поболее выгод, ижемцы и самоеды дома, задолго до ярмарки, условливаются между собой: кому куда и с кем ехать. Надобно сказать, что в то же самое время бывает ярмарка на Вашке, в Яренском уезде. Условившись таким образом, каждый, смотря по количеству рыбы, отбирает потребное число пар оленей из огромных своих стад (у богатого крестьянина бывает до 5 тыс. голов), приготовляет столько же саней, запасается на дорогу веревками, выделанными оленьими шкурами, жердями, шестиками и съестными припасами, которые состоят из печеного ячменного хлеба, ватрушек, шанег ужасающего размера в 3/4 аршина в диаметре, творогу, сыру, масла и проч.
От всей партии дня за два до выступления чома отправляются бродовщики, которые, указывая дорогу, идут на лыжах, а за ними бредут олени с небольшим грузом. Эта проторенная немного дорога служит указанием и облегчением для следующих чомов. Пространство от одного ночлега до другого называется чом-кост. Это почти то же, что наши станции, с той разницей, что в чом-косте может быть 70, 80, 100 и более верст, т.е. сколько может выбежать олень, не чувствуя усталости и голода. Версты наши ижемцам неизвестны: они едут неопределенным путем через реки, равнины, озера, дремучие леса и таким образом достигают до первого устьсысольского села Вишеры, в 120 верстах от Усть-Сысольска и в 50 от Небдина. Сокращение пути, приискание сытого корму оленям, все это возложено на бродовщиков, людей сметливых, бывалых, породнившихся с лесом и его угрюмостью. Они на борах делают известные приметы, понятные следующим за ними чомам.
В заключение нашего рассказа сообщаем, как очевидцы, несколько верных сведений о ходе ярмарки и некоторых частных особенностях, встречаемых при покупке товаров.
По приезде на другой день мы вышли для покупок. Большое стечение народа, различные движения и смешные жесты продающих, пестрота одежд и лиц, разноречивый громкий говор, странная суетливость, страшная толкотня - уверили нас, что ярмарка, как говорится, в лучшей поре. Непривычное ухо, прислушиваясь ко всем переливам туземной речи и к разговорам ижемцев, отличает между отрывистыми, краткими предложениями резкое повышение голоса, грубое сочетание слогов, составляющих слова; замечает вопросительный тон при соединении слов для составления понятной речи.
С трудом продираясь сквозь густые толпы покупателей и продавцов, к удивлению нашему, на всем пространстве, занятом ярмаркой, не увидели и не нашли ничего, что бы могло польстить нашему вкусу. Кроме мелкой рыбы: пелядей, сигов, чиров, омулей, лещей и белой рыбицы, не заметили другого сорта. Спрашивали хозяев, надеясь при помощи их найти семги или осетрины, но хозяев нет, сидят их приказчики, которые, не выслушав еще вопроса, скороговоркой отвечают отрицательное абу (нет). Это нас удивило донельзя. Мы положили за верное, что тут кроется какая-нибудь уловка продающих, в чем и не ошиблись! Эту уловку ижемцев раскрыл нам словоохотливый хозяин нашей квартиры. Он по физиономии узнал, что мы не нашли рыбы. Первые его слова при встрече нас были: энд вермд нъдбны? (не смогли купить?), которые произнес он с подозрительной усмешкой, показывающей, что мы без него попали впросак. Я как понимающий несколько зырянский язык, начал говорить ему на природном его языке:
- Ну что же вы, любезный наш Петыр-Онъд1, хвастал вчера, что много в привозе семги и осетрины; а мы не видали и хвостиков этой рыбы.
- Мый и сёрнитны, Югыд Шонд121 Ваше Благородие, это правда, что вы не найдете ни в одном амбаре ни осетра, однако их много привезено, - уверительно произнес любезный наш Петыр-Оньо. - Если, - продолжал он, - вы не станете требовать виду (билета) от ижемца или самоеда, они доставят вам самую лучшую рыбу и за сходную цену. Извольте видеть, Югыд Шондi, всяк себя бережет, ижемцы и самоеды, отлучаясь из дома на такое короткое время, не считают необходимым брать из Волостных Правлений билеты на свободное проживание в разных губерниях. Да к тому, может быть, как и у нас, Волостное Правление далеко от деревни, надобно время туда съездить, ухлебить голову, писаря, мый и сёрнитны, Югыд Шондi,- (Мый сёрнитны, Югыд Шондi- Что и говорить, красное солнышко. Югыд Шондi употребляет зырянин как приветственное или ласкательное) сами знаете волостное начальство, куда как много хлопот. А потому ижемцы и стараются избегать всех торговых сношений с чиновниками, а ведаются только с купцами, мещанами да крестьянами в надежде, что эти последние не спросят у них билетов. Надобно правду говорить, ижемцы и самоеды крепко боятся чиновников земской полиции. Вот, может быть, и вас приняли за таковых, и вы никак не надейтесь купить что-нибудь получше; увидите семгу или осетра, а не купите: сами же хозяева вам скажут, что нет хозяина, что это рыба не ихняя, что эта продана, а та сторгована. Но будьте спокойны: я знаком с хозяином одного чома, который привозит всегда в большом количестве семгу и осетрину. Если позволите, я сейчас приведу его сюда.
Мы оба кивнули ему головой в знак согласия, сопровождая этот знак и словами благодарности и обещанием за труды и хлопоты доброго стакана вина.
Последнее сильнее подействовало на Петыр-Онъд: он стремглав побежал за своим знакомцем, и, кажется, минут через пять, запыхавшись, возвратился к нам и почти силой втащил в комнату рослого ижемца, как бы зашитого в совик и пимы, увещевая его на зырянском языке не бояться нас, потому что мы не земские.
Ласково наше обращение, приправленное вином, развязало язык робкому ижемцу. Конечно, при этом не был забыт и услужливый хозяин. Он не переставал читать мораль ижемцу и шепотом и вслух: чтоб не робел, как заяц, и чтоб не дорожился, как жид, и чтоб не брал дешево, как вор, и чтоб выбрал самую лучшую рыбу, как честный купец. Кажется, вино сделало его еще более словоохотливым.
- Можешь ли ты доставить семги и осетрины? - спросили мы ижемца. Поощряемый различными минами нашего хозяина, трусливый ижемец с приметным замешательством, в кратких, недоконченных речах, без очереди срывавшихся с его языка, дал, наконец, нам понять, что у него есть довольно этой рыбы в чоме, верст за 7 от погоста. В первом слове за свежепросоленную семгу он выпросил 7 руб. ассигнациями за пуд, а за крупный сорт осетрины -8 руб. Не торгуясь, потому что цена эта слишком умеренна, мы велели ему привезти и той и другой рыбы.
Приметно довольный нашим согласием в цене, обрадованный, что мы поверили ему на слово в доброте рыбы, ободренный и совершенно успокоенный кротким нашим обхождением, признательный ижемец совсем растерялся: он попеременно то улыбался, то низко кланялся, давая тем нам знать, что вполне благодарен. И, вероятно, ижемец продолжил бы это изъявление своей признательности, если бы догадливый наш хозяин не напомнил ему об оленях и о скорой доставке рыбы. При этом напоминании ижемец поклонился ниже обыкновенного и, сделав смешную гримасу, выбежал из комнаты, впряг двух рогатых буцефалов и поехал в чом за рыбой; мы нарочно заметили время его отъезда, чтобы узнать скорость езды на оленях. Прошло не более 15 минут, ижемец возвратился с рыбой, проехав вперед и обратно 14 верст, следовательно, в каждую минуту по версте, а 15-я оставалась на то, чтоб выбрать лучшую рыбу и уложить в сани. На вопросы наши: ужель он всегда ездит так скоро? Сколько может выбежать олень без устатку? Ижемец отвечал: на первый - утвердительно; а на второй только условно: по хорошей дороге и при сытном корме на борах добрые олени, с небольшим отдыхом, могут выбежать верст 200 в день; причем обыкновенная тяжесть, которую свободно везет пара оленей есть, по крайней мере, 15 пудов, а с одним седоком эта же пара может пробежать и еще большее пространство.
Поблагодаривши ижемца за рыбу и рассказ, а расторопного нашего хозяина за труды и хлопоты, мы собрались домой - в Усть-Сысольск. Повозка наша наполнилась обильным грузом: и рыбой, и собранными на месте верными материалами - о ходе ярмарки и главных ее купцах.
Литература:
Михайлов, М. И. Небдинская ярмарка в Устьсысольском уезде и несколько слов об ижемцах и самоедах // Зыряне и зырянский край в литературных документах XIX века. – Сыктывкар, 2010. – С. 150 – 157.
|
